Гданьск. Прибрежный город с домами, сделанными словно из печенья. Сдобного и шоколадного. Совсем небольшие аккуратные дома, стоящие уже сотни лет. С такими же аккуратными жильцами внутри. Знающими, что значит уют и что значит соседство друг с другом в этом.
Среди всего этого бродил Казмер. Ему было 730 лет, и он служил ацтекскому богу войны Уицилопочтли, тому богу, что уставал от войны больше всех остальных, и больше всех избегал её. Ради этого и служил ему Казмер, достигая мира там, где это возможно, и получая бессмертие и дар умиротворения взамен. Вот уже полтора часа как он пытался найти тот самый дом, с той самой квартирой внутри.
Сейчас ему надо было поговорить с одни из самых древних богов, какие только есть на Земле. С безликим богом Памяти, настолько скромным, что никто не знал, ни его имени, ни где он живёт. Того бога можно было только почувствовать, и Казмер отлавливал его мысли, пытаясь найти нужное место, наконец, наткнувшись на что-то очень похожее на правду.
У всего дома был один единственный подъезд с тяжёлой дубовой дверью, на которой был и звонок, и колокольчик, и увесистое бронзовое кольцо в носу такого же бронзового демона, чья голова была влеплена посередине дверного проёма, и даже отдельная надпись на стене «Для входа стучать по трубе», чтобы любой, кто проходил мимо подумал, что есть множество способов открыть эту дверь, но при этом ни один не работает должным образом.
Казмер подошёл и потянул ручку на себя, а дверь со скрипом отворилась, показывая, что ни замков, ни засовов на ней нет. Внутри было несколько квартир, и все с открытыми дверями, кроме одной, что была в полуподвальном цоколе. На этой не было ни номера, ни ручки, ни даже петель – она просто стояла чуть наклонившись на свой косяк.
Аккуратно пройдя внутрь, Казмер увидел это: маленькая каморка, буквально метр на два, где стояла одна кровать и стул посередине, застывшие часы с маятником прямо из Парижа, и кругом старые чёрно-белые снимки. На стенах, подоконнике, на кровати и на её спинке – портреты везде, кроме как на стуле, который несмотря на всю заброшенность этого места совсем не запылился. Так бог Памяти принимал своих гостей. И сейчас он как обычно молчал.
Казмер присел на стул и стал рассматривать фотографии. Это явно был один большой род. Мужчины и женщины, старики и дети, их домашние животные и любимые предметы обихода, которые сопровождали их всю жизнь. Вот какой-то групповой снимок, где человек 40 в большой собранной массе смотрят в объектив. Посередине мужчина в чёрном костюме и белой рубашке, а рядом девушка в небесно-белом платье с букетом в руках. Все выглядят очень весёлыми и радостными, кроме этих двоих, которые, по всей видимости, долго переживали из-за этого дня, но пытающихся улыбнуться сильнее остальных при всём этом.
А вот следующая фотография, где они вдвоём стоят вместе, возможно, чуть ли ни сразу после предыдущей фотографии. Здесь они уже не улыбаются, а смотрят весьма серьёзно, находясь рядом друг с другом, но почти не касаясь один другого при этом, и с явно большим уделением внимания окружающим предметам, особенно букету цветов в руке девушки.
Далее фото женщины лет 45, немного улыбающейся, но совсем не расслабленной, а, скорей, уставшей от всего подряд. Возможно, с каким-то облегчением от чего-то тяжёлого, но при этом с ожидаем получения чего-то не менее тяжёлого, хотя явно другого рода нежели предыдущего – абсолютная смесь долгожданной радости с предрекаемой усталостью.
Рядом с ней пожилая пара, совсем не похожие на всех предыдущих. Они хоть и не молоды, но полны сил. У них нет проблем, но и забот от кого-то тоже нет. Они просто присутствуют где-то рядом с остальными, сами полные только в самих себе, но, очевидно, занимающие своё место среди всех остальных.
Теперь двое с маленьким ребёнком вместе. Ребёнок совсем ещё младенец, но привлекает к себе внимание обоих родителей явно больше, чем внимание всех до этого вместе взятых друг к другу. И это была первая фотография, где сконцентрировано было всё на ком-то одном причём правдоподобным и искренним образом. При этом объект всего этого внимания также был занят сам собой и никем и ничем другим.
Вот здесь ребёнок уже подрос. И все трое: отец, мать и дочь смотрят прям в камеру, сидя образцово ровно, словно замершие статуи и слегка выпучив глаза, видимо, ожидая вспышки. Тут им, видно, больше всего дела до фотографа с его аппаратом.
Затем дочь подросла, и тут её снимок в детском платьице, а затем рядом и в школьном платье, где она собирается в школу. У неё теперь светлый бантик на голове и явно много разнородных и пёстрых мыслей в голове. Она пыталась улыбаться на камеру, видимо, не в первый раз, и это так и не получилось.
На следующей фотографии эта девочка уже повзрослела и стала ещё не до конца созревшей, но уже девушкой. В глазах у неё появился характер, и смотря в объектив она думала о чём-то своём, совсем далёком, и как ей кажется, никому не понятном.
А потом эта девушка уже взрослая в белом платьем рядом с мужчиной в чёрном костюме на общем фоне, где также стоит человек 40. И потом у них также ребёнок, только не один, а целых три, которые также растут и переходят все эти стадии, и к очередному такому кругу уже забываешь о том, как выглядела первая пара и их дочка. И кто из всех счастливо смотрел из картинки, а кто думал о чём-то тяжёлом. Только люди и их эпизоды. Эпизоды и люди в них. Без чего-то бы то ни было лишнего.
Казмер уже знал, что от него хочет бог Памяти, и целенаправленно это делал – он хотел понимания. Люди недолговечны, потому что существуют для себя. Они так стремятся, чтоб их запомнили, что делают всё, чтобы это стало чем-то обычным. Чем-то, что забывается, так как является всеобщим. А помнится тот, кто был позади других. Тот, кто делал то, о чём другие не думали. Что-то, что было не своё и не для себя. Кто отдал свою жизнь не себе самому, а другим, тем самым сохранив свою жизнь. В чужих руках. Потому что в своих она сохранится не может. Потому что память есть чужая вещь, а не своя собственная. И только потом, когда уже путь пройден люди могут увидеть, кто оказался прав в этой схватке со временем, где победил тот, кто не считал это схваткой.
Внизу справа в уголке каждой фотографии были инициалы «БКА». Так звали того, кто снимал всё это на камеру, кто был всегда позади других, кто не считал себя в схватке со всеми. Этот кто-то увековечил память о себе.
Секундная стрелка часов с грохотом сдвинулась на одной деление. Казалось, что вся комната ожила, и все персонажи в ней перешепнулись. Безликий бог Памяти был готов говорить с Казмером.
Из книги В. Андерсона "Homo ludus" - https://www.litres.ru/vladimir-anderson/homo-ludus/?lfrom=904724962&ref_offer=1&ref_key=b88181d18b15d694f720a0d915f8f4934b7c6824ac06410347bef514d134932a
